|
На базе армейцев в Ватутинках вратарь ЦСКА и сборной России Игорь Акинфеев дал интервью, в котором рассказал о своей жизни на футбольном поле и вне его. - Часто ли ходите в церковь?
-
Часто. Хожу в храмы, где есть намоленные иконы, то есть такие, на
которые люди молились в течение столетий. Там ощущается особая духовная
сила. Таких мест много. Например, в подмосковном Дзержинском есть
Свято-Никольский Угрешский монастырь, основанный еще Дмитрием Донским в
честь победы в Куликовской битве.
Посещение таких храмов -
важная часть и моей личной, и моей профессиональной жизни. На меня
смотрит много людей, а так как каждый человек - в какой-то мере
энергетический вампир, то от этого устаешь. В церкви же я ощущаю приток
сил. Я прихожу туда не для того, чтобы попросить у Господа: дай, мол,
мне побольше денег или чего-то еще. Я иду в церковь, чтобы помолиться
за моих родных и близких, и мне там хорошо...
- Вера в высшие силы, видимо, укрепляет и вашу веру в себя?
-
По гороскопу я Овен, поэтому, если у меня что-то не получается, то я,
как и полагается Овну, упрусь рогом и буду идти вперед, круша все. И
если даже цель будет чем-то скрыта от меня, все равно добьюсь своего.
Я
быстро забываю о своих ошибках и не испытываю особой нужды в сочувствии
посторонних. В обычной жизни для меня дороже всего поддержка моих
родных, в футболе - главного тренера. Если он не сажает тебя на лавку и
не напоминает о промахах, то до тебя быстро дойдет: тот эпизод прошел и
возвращаться к нему незачем. Если же будешь зацикливаться на неудачах,
тебя быстро сотрут в порошок, а на твое место найдут другого -
претендентов ведь более чем достаточно.
- На поле вы постоянно выступаете в "разговорном жанре"...
-
Просто стоять и молчать не могу: футбол - такая игра, где за одну
секунду все может перевернуться. Не забили мы - забили нам. Находиться
в таком напряжении очень нелегко. Вот и стараешься все время как-то
помочь товарищам, подсказать им, что сделать в той или иной ситуации,
хотя сам-то, окажись на их месте, вряд ли сыграл бы лучше. Но иначе и
быть не может. Если ты любишь футбол и играешь не ради того, чтобы
набить карманы и уехать куда-то, то эмоции сдержать не сможешь. - Вы всегда полностью выкладываетесь на тренировках?
-
Как вам сказать... Есть люди, которые могут целый день выполнять
вратарские упражнения, без устали бегать и прыгать. Но когда вступают в
игру, у них все получается хуже, чем на тренировке. Что же касается
меня, то тренироваться мне нравится, но тренироваться помногу я не
люблю. На сборах пять-шесть упражнений - для меня предел. В игре же
чувствую себя совершенно по-другому и с первой до последней минуты
действую раскрепощенно и осмысленно.
Но иногда происходит нечто
необъяснимое. После какого-нибудь коварного удара или рикошета ты
падаешь или прыгаешь, вытягиваешь руку, стараешься отбить мяч, но сам
уже понимаешь, что сделать ничего не сможешь - сейчас он влетит в
ворота. И вдруг чувствуешь, что мяч касается твоей перчатки и в то же
мгновение улетает в сторону!
Для того, кто следит за игрой на
экране телевизора - ничего особенного. В самом деле, что удивительного
в том, что вратарь прыгнул и отбил мяч? Но я-то в тот момент ощущаю,
что какая-то сила вытолкнула меня к мячу. И хотя прыжок не получился, я
все же дотянулся до него кончиками пальцев - и отбил! Объяснить, как
это произошло, я не в состоянии. - А в повседневной жизни вам вратарская интуиция когда-нибудь помогала?
-
Да, такие случаи были. Однажды возвращался домой, а у нашего подъезда
мальчишки играли в футбол. И вдруг то ли почувствовал, то ли краем
глаза увидел, что сверху что-то летит. Видимо, кому-то из жильцов не
понравилось, что мальчишки кричат у него под окном. Он взял да и
швырнул вниз кирпич - как раз туда, где оказался я. Каким-то чудом
успел чуть-чуть отклониться - опоздай на мгновение, кирпич угодил бы
мне в голову.
- А о том, что собой представляют люди, вас окружающие, вы догадываетесь с такой же быстротой?
-
Мне кажется, что хорошо разбираться в людях я стал лет с пятнадцати,
когда начал подходить к взрослому футболу. Не знаю, откуда у меня это.
Впрочем, может быть, такую способность пробудили во мне те знакомые,
которые, заняв у меня деньги, забывали потом их отдать.
- Ваши поклонники порой упрекают вас в том, что вы редко улыбаетесь и не спешите раздавать автографы...
-
Я знаю об этом. Многие болельщики пишут в Интернете, где у меня свой
блог: почему, мол, у тебя такое строгое лицо и ты почти никогда не
улыбаешься? Но как я должен себя вести после игры, когда ко мне,
скажем, подходят сто девочек, чтобы пообщаться и сфотографироваться?
Неужели буду стоять перед ними и как дурачок всем улыбаться? Они, к
сожалению, не понимают что перед ним уставший человек, которому сейчас
не до улыбок.
- Пловец Владимир Сальников, победивший
на Московской Олимпиаде на дистанции полторы тысячи метров, однажды
сказал мне: "Я тогда так устал, что, если бы нужно было проплыть еще
три метра, я бы утонул". А что такое усталость вратаря?
-
Об этом рассказать трудно, но я попробую. Шел 2003 год. В Киеве впервые
разыгрывался турнир памяти Валерия Лобановского, и Валерий Георгиевич
Газзаев доверил мне место в воротах, хотя в чемпионатах России я за
ЦСКА к тому времени не сыграл еще ни разу. Встречались с "Шахтером",
игра закончилась нулевой ничьей, а в серии пенальти мы уступили. Когда
приехал в гостиницу, было такое ощущение, что я абсолютно пуст: не
осталось ни сил, ни эмоций. Даже на ужин не пошел. Не мог ничего
делать. Успел только снять костюм, упал на кровать и уснул. Проснулся
часов в 11 утра - и по-прежнему чувствовал себя уставшим. Потом было
взвешивание, и оказалось, что я потерял три с половиной килограмма. - В свободные часы любите, наверное, на диване полежать?
-
Не отказываю себе в этом, так как график у нас сумасшедший, и конечно,
очень устаешь. Но в свободное время я не только на диване лежу. Очень
люблю природу, особенно нашу, русскую. И когда выдается свободный день
или полдня, беру своего водителя, и мы едем куда-нибудь в лес. Мне
кажется, нет ничего лучше, чем лес, река и тишина. Расставляем палатку,
достаем мангал и жарим шашлыки. Когда смотрю старые фильмы и вижу в них
такие вот русские пейзажи, хочется прыгнуть в экран и оказаться где-то
в 70-х годах, хотя меня тогда и на свете-то не было.
- А вот пойти куда-нибудь на дискотеку вы, судя по всему, не можете: болельщики и болельщицы вас там просто разорвут.
-
Я и тогда, когда не был известным, не ходил ни на дискотеки, ни в
стриптиз-бары. Мне это не по душе. Не привлекает меня та "свобода" в
отношениях, которая многим так нравится. Сейчас я близко общаюсь только
с одной девушкой. Ее зовут Валерия, и для отдыха мы выбираем другие,
более спокойные места. - В вашей коллекции - много
наград, завоеванных в составе ЦСКА и сборной. Но не порождают ли они в
вас ощущение того, что вы - обладатель неких не подвластных времени
ценностей, которые гарантируют вам безоблачное будущее?
-
Эти награды мне очень дороги. И мне нетрудно представить, как, став
дедушкой, я буду сидеть у камина, перебирая свои медали и вспоминая те
годы, когда был востребован и когда болельщики обожали меня за то, что
я дарил им радость... Приятно ведь на старости лет сознавать, что жизнь
ты прожил не зря.
К этой коллекции мне, конечно же, хочется
добавить что-то еще. Не потому, что это принесет мне какие-то особые
материальные блага - повышенную пенсию, например. Мне это необходимо
для того, чтобы с уважением относиться к самому себе. Когда человек
говорит себе: "У меня уже все есть, и больше мне ничего не надо", - на
этом он как профессионал заканчивается. В любом деле, не только в
футболе.
- Когда-то Игорь Симутенков уверял меня, что
мяч порой может стать одушевленным и либо помочь футболисту, либо
наказать за нерадивость.
- На этом свете все может быть.
Ударил больно по мячику - он отлетит и в следующий раз к тебе не
придет. Шучу, конечно... Но иногда одушевленными становятся и штанги с
перекладиной, помогающие отбить мяч, и он сам, когда не залетает в
ворота, хотя ему вроде уже и деваться-то некуда.
- Я читал, что на первую тренировку вас привели, когда вам было четыре года. Видимо, вы были лишены многих детских радостей?
-
Но этому причиной не только футбол. Всем детям хочется зимой кататься
на санках, летом - на велосипедах, а в каникулы - гулять и
развлекаться. Однако не всем это удается. У нас с братом (он старше
меня на три года) был на двоих один велосипед "Школьник". Катались по
очереди: день - он, день - я. Но потом велосипед сломался, а купить
новый было не на что. Родители зарабатывали не много: отец работал
шофером на фуре, мама - воспитательницей в детском саду. Основным
блюдом у нас изо дня в день были "ножки Буша", купленные на рынке. Но
так тогда жила, наверное, половина России... - Много лет
назад нападающий "Спартака" Владимир Бесчастных сказал мне: "На
чемпионате мира я готов был бы сыграть даже бесплатно".
-
Меня это не удивляет. Я, например, тоже готов многим пожертвовать, лишь
бы вновь оказаться на чемпионате Европы или попасть на чемпионат мира.
Думаю, там даже те, кто проигрывают в финале, получают огромное
удовольствие. Играть перед десятками тысяч зрителей, зная, что за тебя
болеет вся Россия, - это счастье, которое невозможно выразить словами.
Мне очень жаль, что в прошлом году, когда играли на чемпионате Европы,
мы не видели того, что творилось в Москве и других городах. Мне бы так
хотелось окунуться в ту атмосферу всеобщего счастья и единения!
- Когда вас на стадионе приветствуют тысячи зрителей, чувствуете ли, что их энергия добавляется к вашей?
-
Чувствую, но только на тех стадионах, где публика сидит рядом с
футбольным полем. Когда играем в Лужниках, там может собраться чуть ли
не сто тысяч, а впечатление такое, будто их человек двести. Да, я и там
слышу гул трибун, крики зрителей, однако излучение их энергии до меня
не доходит. А вот на "Локомотиве" чувствую, как меня переполняет
энергия, исходящая от наших болельщиков. Совершенно нереальное
ощущение!
В прошлом году, когда в финале Кубка страны мы
играли в Черкизове с "Амкаром", все решалось в серии пенальти. И судья
выбрал ворота, за которыми сидели фанаты ЦСКА. Владимиру Габулову,
стоявшему тогда за "Амкар", конечно, хотелось, чтобы били в другие
ворота. Я же, ощущая за спиной армию наших болельщиков, не сомневался,
что обязательно возьму хотя бы один мяч. И взял - от Дуймовича. Еще
один амкаровец, Дринчич, промахнулся, и в итоге мы серию выиграли -
4:1.
- Вратарь, видимо, должен думать и о том, какое впечатление производит на соперников?
-
Если он начинает с потерянным видом смотреть вправо-влево, ему можно
забить даже с центра поля. Если же стоит как стена и даже после ошибки
не теряет уверенности в себе, это вселяет в атакующих сомнение. У них
ведь какая психология? Надо как можно быстрее забить! И вот начинается
спешка, нападающий раз за разом бьет мимо, нервничает, а тут еще
вратарь отбивает трудный мяч. После этого в голове у форварда только
одна мысль: "Да что же это такое! Этого вратаря не пробить..." Такой
игрок уже не опасен, его словно и нет на поле. - 6 мая
2007 года в Ростове вы получили тяжелую травму - разрыв крестообразной
связки левого колена. Понятно, что вам было очень нелегко пережить это
и вернуться в футбол. Но, может быть, в том драматическом событии было
и что-то полезное для вас? Недаром ведь говорят, что нет худа без
добра...
- Доля истины в этом, наверное, есть. С тех пор,
как я начал играть в основном составе (а мне тогда было семнадцать),
впервые получил возможность отдохнуть. До этого и в ЦСКА, и в
молодежке, и в сборной страны я постоянно слышал слово "надо". И оно,
казалось, навсегда засело в моем сознании. Когда узнал, какой диагноз
поставили мне врачи, подумал: "Ну, все. Приехали..." Потом, после
операции, нужно было закачивать ногу, а на это требуется не два дня, а
месяца четыре как минимум.
Как мне сейчас кажется, это было
испытание, через которое я должен был пройти. Если тебе дается
вратарский дар, это не значит, что ты сможешь тысячу матчей сыграть на
ноль, не получив ни единой царапины. Такое испытание - проверка на
прочность и твоей психики, и организма, и тех людей, которые тебя
окружают. У меня до травмы было много друзей, но когда моя карьера
оказалась под вопросом, половина из них отсеялась.
- Не верили, что вы сможете восстановиться?
-
Ни для кого не секрет, что среди футболистов вообще и среди вратарей в
частности существует соперничество. И, наверное, кому-то хотелось,
чтобы Акинфеева не было ни в ЦСКА, ни в сборной России. Не забыли меня
и болельщики других команд, которые писали в интернете: "Молодец, что
сломался. На свой уровень он уже не вернется". Таких злых высказываний
было немало, хотя я никому не делал и не собираюсь делать плохого.
Когда же мне удалось все преодолеть, и я, как мне кажется, стал играть
даже лучше, чем раньше, испытал большое удовольствие. Значит, и этим
обязан травме.
- Говорят, что вратарь, как и музыкант, должен прежде всего беречь руки.
- Я не раз это слышал. Но, оказывается, можно повредить и ногу.
-
Наверное, даже вратарю среднего класса необходим особый талант. А можно
ли достичь высот в вашем деле самостоятельно, без помощи тренера?
-
Нет. Если даже ты самородок, технические пробелы лишат твою игру
стабильности. Такого спортсмена надо переучивать, но в 18-20 лет это
уже бесполезно. Ребенком меня тренировал Юрий Пшеничников, потом со
мной занимались Владимир Астаповский и Ринат Дасаев. А в 16 лет попал к
Вячеславу Викторовичу Чанову. Это тренер, который не гоняет вратарей,
заставляя их без конца прыгать по "девяткам". Он дает именно те
упражнения, которые помогут тебе правильно действовать в игре. Я
благодарен судьбе за то, что у меня такой тренер, и хочу, чтобы он и
дальше со мной работал. С Вячеславом Викторовичем мне очень комфортно,
а вот когда я приезжал в разные сборные, то иногда не мог заставить
себя тренироваться с полной самоотдачей. То, что предлагали тренеры - а
среди них были и знаменитости, - мне не подходило. Это не мое.
- А кто сейчас тренирует вратарей главной команды страны?
-
Такого тренера в сборной нет, и может быть, поэтому, как мне кажется,
ее вратари стали лучше играть. Чтобы подготовиться к официальной игре,
нам дается максимум 5-6 дней. Мы опытные люди и знаем, что и как
делать. А когда тренер начинает долбить по тебе с двух метров или
придумывает что-либо еще в этом роде, работа - для меня, по крайней
мере - превращается в ад.
- Нет такого вратаря,
который не совершал бы ошибок. И порой одна такая ошибка может сломать
человека и перечеркнуть всю его карьеру, как было, например, с
Александром Филимоновым.
- Могу сказать, почему это
произошло. После того, как он пропустил мяч от Андрея Шевченко,
лишивший Россию поездки на чемпионат Европы, Филимонова в нашей неудаче
винили все - и болельщики, и специалисты. Поддерживали только родные и
близкие, а вот партнеры оставались в стороне. Ему же тогда была
необходима всеобщая поддержка, но он ее не получил. Может быть, из-за
этого и сломался - как не сломаться, если тебя ругает чуть ли не вся
страна? К сожалению, так у нас принято...
- А вас неудачи надолго выбивают из колеи?
-
После поражений, конечно, начинаешь и в себе копаться, и с партнерами
обсуждать тот момент, когда нам забили гол. Но проходит час-другой, и я
об этом забываю. На следующий день мы отдыхаем, а затем вновь
приступаем к тренировкам, во время которых моделируем и те ситуации, в
которых были допущены ошибки.
- Можно ли, зная особенности манеры того или иного нападающего, предугадать, как он будет действовать в очередном матче?
-
Вероятность крайне мала. Вчера, например, он не забил с сорока метров,
а завтра забьет. Разве можно угадать это до встречи? И к пенальти тоже
нельзя подготовиться заранее. Александр Кержаков, например, чаше всего
бьет вправо, однако в матче с ЦСКА может направить мяч влево. Так есть
ли смысл изучать видеозапись того, как он пробивает
одиннадцатиметровый?
- Вас когда-то упрекали в излишней эмоциональности...
-
Я и в самом деле очень вспыльчив. Даже когда был ребенком, не мог
смолчать, если тренер начинал на меня покрикивать. Да, он, конечно,
имеет право выразить недовольство, но я не люблю, когда это делается на
публике. Можно ведь пригласить спортсмена к себе в кабинет и поговорить
с ним один на один. Ну, такой вот я упертый Овен...
Если мне
не нравится человек, я сразу ему скажу, что общаться с ним не хочу.
Все, мол, ты обо мне забыл, я - о тебе. Но если человек подходит ко мне
с добрыми намерениями, а не для того, чтобы покататься на моей машине
или занять денег, я догадываюсь об этом еще до того, как он что-то
скажет. И такие люди мне интересны.
- А вас когда-нибудь обманывали?
-
Слава Богу, не так часто, как некоторым хотелось бы, хотя кое-какие
денежные потери я и понес. Неприятно, конечно, но не трагедия. Я ведь
не коплю деньги, не солю их и не вижу ничего особенного в том, чтобы
кому-то помочь.
- Вы когда-нибудь испытывали чувство стыда?
- Это чувство приходит тогда, когда человек врет.
- Знаете это по собственному опыту?
-
Да. Такое бывало в детстве. Однажды мы с братом разбили лампу, а денег
на новую не было. Ну, мы и начали сочинять: дескать, птичка пролетела,
крылышком задела, лампа упала и разбилась. Родители, конечно, поняли,
что мы это придумали, а нам потом было стыдно.
- В чем ваше самое большое желание?
-
Я хочу, чтобы наши люди перестали быть злыми. Надоело уже смотреть на
то, как злятся и нервничают водители, вымещая агрессию друг на друге,
на все эти скандалы, которые зачастую возникают из ничего... Мне порой
хочется сказать москвичам: будьте добрее, нежнее, сплоченнее. Но я
понимаю, что они вряд ли меня услышат. Спорт-Экспресс
|
